Блог Юрия Ретромана. Гармоничное Развитие в Стиле Ретро.Латынь. Крылатые выражения на латыни. Что значит "Alea jacta est"

Возможно, вероятно, впоследствии преобразованный, проникнутый сильная классическая культура, богатая личными размышлениями о христианской доктрине, а не о очень надежной науке о богословии, имеющей только Священное Писание, знание укорочено и, вероятно, из вторых рук, Лактанс - прежде всего философ он религиозный.

Он изобретательно примиряет догму и философию, берет на себя эту прекрасную латынь, возрождение которой находится в четвертом веке, результаты его исследований, и представляет их меньше христианам, уже подтвержденным в их вере, чем плавающая масса умных людей и литераторы, что речь идет об отстранении от язычества, чтобы побудить их, убедить и очаровать новую религию, торжествующую с Константином. Существует только одна рукопись, которая перешла из библиотеки аббатства Моиссака, в Керси, в библиотеку Кольберта и теперь находится в Национальной библиотеке.

Балуз признал в нем де-преследование, о котором сообщал Св. Иероним в списке работ Лактанция, и опубликовал его в следующем году, он был переиздан в Оксфорде, и с тех пор у него было много изданий, либо один, либо присоединился к произведениям полный апологет. Следует признать, что представленные против него возражения кажутся крайне слабыми: некоторые из них являются внешними, взятыми из самой рукописи, другие являются неотъемлемыми: они встречаются либо в стиле договора, который отличается от стиля других работ Лактанция или невозможности узнать о событиях, связанных с ним.

Давайте посмотрим друг на друга. В большинстве рукописей его других работ Лактанс называется по-разному: либо Фирментиус Лактантий, либо Целий Фирентиан Лактантий. Когда кто-то знает привычки древних книжников, можно легко признать, что между Целием и Цецилиусом разница посредственная. Иероним приписывает Лактантию трактат о преследовании, в то время как тот, который занимает нас, имеет более подробное и более точное название мертвого гонителя, но здесь различие не очень разумно. Пишон, - никакой книги не видно, с которой она может быть идентифицирована, если только это не будет депрессия; нет автора, которому это может быть приписано, если это не Лактантий.

Пишон справедливо замечает, что такие контрасты будут наблюдаться в работах многих знаменитых авторов и что знакомство с «Письмами Аттика» вряд ли напоминает выработанное и торжественное красноречие Про Милоне; что История Вариаций написана в предложениях, значительно меньших, чем Проповеди или Заупокойные ордена; и что между книгой, написанной для назидания или даже для прославления христиан, и посвященной исповеднику веры Доната, как Дебибус, и работа, составленная для языческих ученых, таких как Учреждения, различие цель, дата, публика, очень естественно объясняет различия стиля.

Но он идет дальше, и, узнав эти разногласия, он указывает на то, что Де Мориубу «много ораторских событий, в которых признан автор институтов». Тот же вкус к классическим цитатам, особенно к цитатам Вергилия, встречается в обоих. Следует добавить, что сама идея Демибуби, его нового тезиса, поскольку он не найден ни у Минуциуса Феликса, ни у Тертуллиана, ни у Арнобиуса - исторической философии существует в зародыше или даже явно выставленных в предыдущих работах Лактанта. Этот тезис - это мстительное провидение, «божественный гнев», проявляющийся не только в конце времен, но и для того, чтобы в высшем суде было окончательное разделение добра и нечестивых; чтобы наказывать преследователей Церкви временными наказаниями и под глазами живых.

Лактанций, покинувший Никомедию около 306 или 307 г. не смог узнать все факты, которые происходили на Востоке с того времени, и что относится к нему, о событиях, которые происходили там между 311 и 313 годами, и о которых Де Мортиус дает много деталей: указ о толерантности и смерти Галерия, преследование Максимина Дайа, война между Константином и Максимин. Чтобы ответить на это возражение, была предложена гипотеза: Лактантий смог вернуться в Вифинию около 311 года и, таким образом, внимательно следить за трагическими событиями, в которых Римская Азия была тогда театром.

Ничего не доказывает, что Де Мортибус был полностью написан в Никомидии. Помимо глав 1-6 в конце преследователей до четвертого века: за эту кратчайшую часть своей книги автор выступал как историк, а не как свидетель. Только из главы 7 он говорит о современных фактах. От главы 24 до 30-й главы, то есть от 306 до 310, основные события, описанные в Де Мортибусе, Узурпация Максимиана, отступление Максимиана Геркулеса под Константином и смерть Максимиана Геркулеса произошли либо в Италии, либо в Галлии.

Это тот момент, когда Лактант живет в этой последней стране. Следует признать, что для одной из этих серий фактов он не говорит в качестве свидетеля или даже как сосед из мест, где они происходили, и Пишон очень хорошо заметил, что почти все связанные с этим факты могут быть равнодушно зрителем или отсутствующим историком, но верно проинформирован. Именно в 303 и 305 годах, датах преследования и отречения, Лактанций был в Никомидии, а в 310 году, когда смерть Максимиана, он был в Галлии. Пишон, - что этот метод знакомства относится не к автору, но к адресатам работы, Донату и его соплеменникам церкви Никомидии: с их точки зрения, и чтобы они могли оказаться в этой несколько сложной истории, он вставляет эти хронологические данные.

Объяснение, пожалуй, хорошо: можно было легко найти других: лактант, который пишет для своих бывших друзей Вифинии и посвящает свою книгу одному из них, конечно, имел корреспондентов в этой стране: через них он должен был знать некоторые из событий, которые произошли после этого что он сам покинул Восток: ничто не могло быть более естественным, чем видеть, как он воспроизводит в своей книге хронологические показания, которые он, вероятно, ему дал. В частности, обнародование Минта Миллиона Лицинием в Никомидии является одним из факты экспедиции императора против Максиминуса, и совпадает с победным входом союзника Константина в ту столицу, оставленную его беглым врагом.

Историк, какой бы то ни было предельно точный, был обязан дать точную дату. Иеронима, признает Лактанс своим автором. Но возникает другой вопрос: какова его историческая ценность? Ученый критик мне кажется, на следующих страницах, несколько выходят за рамки этого вывода, поскольку в большинстве случаев, когда Лактантий противоречит другим писателям, он склонен дать основание Лактантию. Таким образом, о происхождении преследования, о уважительной части Диоклетиана и Галерия при его начале и о более или менее обширной казни, которую он получил в государствах Констанции, он обнаружил, что показания Лактантия предпочтительнее этого д Евсевия.

Что касается роли Максимаана Геркулеса в восстании Максенса, он также предпочел мнение Лактанция тому, что было у Аврелия Виктора. Дуури как рассказ о тысячах и ночи, кажется, напротив, очень правдоподобным местным цветом. Пишон указывает, что, несмотря на враждебность, проявленную Лактантием против всех правителей преследований 15-го века, его суждение об их характере и нравах чаще всего, с портретом, изображенным ими языческими писателями, такими как Евтроп, Аврелий Виктор и даже Зосимус. Возможно, он добавил, что то, что Лактантий говорит о частичном безумии, в котором Диоклетиан упал с развратов Максимиана Геркулеса, подтверждается непредвиденным свидетельством императора Джулиана.

Точка, в которой правдивость Лактанция наиболее резко оспаривалась в последнее время, - это его драматическая версия отречения Диоклетиана и Максимиана, по его словам, отрываясь от слезливого колебания первого от грозного давления со стороны Галерия. Дуури видит в счете Лактанция страницу риторики, которую самодовольные авторы взяли за страницу истории. Неправильно превозносить над всеми остальными этот интересный документ; было также неправильно осуждать его априори. Это не единственное месторождение совершенной истины; И это не ткань ошибок и лжи; исторический источник, что полезно консультироваться и контролировать, источник, смешанный с правдой, правдоподобием и романизмом, исторический источник, такой как другие, не больше и не меньше.