Приметы

Анализ сказки «Медведь на воеводстве. Анализ «Медведь на воеводстве» Салтыков-Щедрин История создания сказки медведь на воеводстве

Сатирическое изображение господствующих классов и различных социальных типов ярко выразилось в сказочной форме в произведении «Медведь на воеводстве».

Уже в начале сказки писатель уведомляет читателя, что речь пойдет о злодействах. Далее вводится герой произведения - Топтыгин 1-й. Уже сам порядковый номер служит намеком на первое лицо в государстве. Этот намек подчеркивается и в дальнейшем рассказе о Топтыгине 1-м, когда автор подчеркивает, что герой желает попасть «на скрижали Истории» и всему прочему предполагает блеск кровопролитий.

Однако уже во втором абзаце, видимо, из-за стремления пройти цензурные препоны М.Е. Салтыков-Щедрин отмечает: «За это Лев произвел его в майорский чин и, в виде временной меры, послал в дальнейший лес, вроде как воеводой, внутренних супостатов усмирять». Социальный аспект повествования подчеркнут лексическим строем: «майорский чин», «торговля», «промышленность», «челядь», «вольница». Насущные общественные проблемы также выражены в сказке иносказательно. «Звери - рыскали, птицы - летали, насекомые - ползали; а в ногу никто маршировать не хотел». Назначенный воеводой Топтыгин, однако же, стоит всего своего хозяйства. Вместо того, чтобы навести в лесу порядок, он напился пьяным и лег спать на полянку.

Осторожно, будто бы просто к слову пришлось, автор спешит обмолвиться, что у Льва, который теперь уже становится прообразом главы государства, в советниках состоит Осел: мудрее никого в сказочном государстве не нашлось.

В то же время на арене событий появляется новый персонаж - чижик. Его и считают все птицы, то есть народ, общественность, настоящим мудрецом. Возмущенный тем, что чижик сел петь прямо на него, воевода сгреб его в лапу и съел с похмелья. А потом только и спохватился, понимает, что глупое дело сделал. Поговорки («Первый блин всегда комом») и крылатые фразы («Делай знатные дела, от бездельных же стерегись») привносят с атмосферу произведения необходимое для жанра сказки дидактическое начало.

М.Е. Салтыков-Щедрин продолжает использовать как средство сатирического обличения лексическую игру: от традиционных для сказки синтаксических конструкций («сидит себе да дивится», «Топтыгин уж тут как тут»), придающих повествованию разговорный оттенок, он переходит к сниженной лексике («Думал-думал, но ничего, скотина, не выдумал», «...Ежели даже самую невинную птицу сожрать, то и она точно так же в майорском брюхе сгниет, как и самая преступная»), то к официально-деловой («Увы! не знал, видно, Топтыгин, что в сфере административной деятельности первая-то ошибка и есть самая фатальная, что, давши с самого начала административному бегу направление вкось, оно впоследствии все больше и больше будет отдалять его от прямой линии...». Данный контраст подчеркивает, что на ответственных государственных постах находятся люди бездеятельные, безответственные, не способные проводить правильную политику.

Топтыгин утешает себя лишь одной мыслью: мыслью о том, что его никто не видел. Однако нашелся скворушка, который и закричал на весь лес о том, что медведь наделал. В отдельно прописанных репликах персонажей-птиц также содержится искрометная сатира на правящие круги. «Дурак! его прислали нас к одному знаменателю приводить, а он чижика съел!» - восклицает скворец. Глядя на него, осмеливается поддерживать его и ворона.

Скворец, в отличие от доверчивого чижика не стал для медведя легкой добычей. Информация распространилась с огромной скоростью: через час уже весь лес знал о том, что натворил Топтыгин: «Всякий куст, всякое дерево, всякая кочка, словно живые, дразнятся. А он слушай!» Чтобы подчеркнуть, как ползут слухи и расширяется информационное поле для сплетен, М.Е. Салтыков-Щедрин вводит в текст повествования все новых и новых героев. Эго и филин, и воробьи, и еж, и лягушки, комары, мухи. Постепенно о глупости Топтыгина узнает все болото, весь лес.

Возникает парадоксальная ситуация: стремясь попасть в историю, Топтыгин не учел, что «история только отменней-шие кровопролития ценит, а о малых упоминает с оплевани-ем». В контексте повествования чижик становится символом расправы над свободомыслящей интеллигенцией. Не случайно образ его ассоциируется с образом безвременно ушедшего из жизни в результате навязанной ему дуэли поэта А.С. Пушкина. это сопоставление напрашивается после прочтения фразы: «И дикий тунгуз, и сын степей калмык - все будут говорить: «Майора Топтыгина послали супостата покорить, а он, вместо того, чижика съел!» В ней содержится прямая отсылка к тексту знаменитого пушкинского стихотворения «51 памятник себе воздвиг нерукотворный...»: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, И назовет меня всяк сущий в ней язык, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой Тунгус, и друг степей калмык».

Параллельно с этим М.Е. Салтыков-Щедрин рисует гневно обличающую картину того, что, собственно, ожидает простой народ от царского наместника. Идеи стадо коров перерезать, целую деревню воровством обездолить, избу у полесовщика по бревну раскатать - все это выступает в произведении как типичные шаги и методы тех, кто наделен государственной властью. Кульминацией нарастающего чувства авторского возмущения сложившейся политической ситуацией в стране является основанное на гиперболе восклицание: «Сколько потребуется генеральных кровопролитий учинить, чтоб экую пакость загладить! Сколько народу ограбить, разорить, загубить!» Здесь вновь вспоминается ключевая для произведения фраза о том, что история только «отменнейшие» кровопролития ценит.

Тонкой иронией пронизано в сказке упоминание о том, что вместе с рапортом отослал Медведь Ослу кадочку с медом в презент. За эту услугу получил он особый ценный совет: загладить ту мелкую пакость, которую учинил, крупным злодеянием.

В перечне дальнейших подвигов Михаила Иваныча перемежаются события, достойные традиционных сказочных сюжетов (стадо баранов перерезал, бабу в малиннике поймал и лукошко с малиной отнял, и жестокие реалии эпохи, рисующие типичную картину расправы над российской демократической печатью («забрался ночью в типографию, станки разбил, шрифт смешал, а произведения ума человеческого в отхожую яму свалил»). Таким образом, Топтыгин 1-й проходит путь от единичной расправы над свободолюбивым поэтом (чижом) до масштабной реакционной политики (борьбы с демократической печатью). Едко звучат финальные строки первой части сказки: «Так и остался Топтыгин 1-й майором навек. А если б он прямо с типографий начал - быть бы ему теперь генералом».

Во второй главе рисуется параллельный сюжет: в другую трущобу посылает Лев Топтыгина 2-го с тем же заданием. В этом фрагменте сказки М.Е. Салтыков-Щедрин критикует политику правительства по отношению к учебным заведениям и науке. Оказалось, что в этой трущобе все пребывают окутанные мраком времен, «не зная ни прошедшего, ни настоящего и не заглядывая в будущее». Топтыгин 2-й приезжает с желанием начать с какого-либо масштабного злодеяния. Однако тут выясняется, что уже при М.Л. Магницком (М.Л. Магницкий (1778-1855) - попечитель Казанского университета в последние годы царствования Александра I) был сожжен печатный станок, университет в полном составе поверстан в линейные батальоны, а академиков в дупла заточили, где они в летаргическом сне пребывают. Сатирически звучит наукообразная афористичная фраза по латыни в контексте следующего высказывания: «Рассердился Топтыгин и потребовал, чтобы к нему привели Магницкого, дабы его растерзать («similia similibus curantur») [клин клином вышибают (лат.)], но получил в ответ, что Магницкий, волею божией, помре». Во второй главе произведения возникает образ стихийного народного протеста, итогом которого становится расправа над воеводой: «сбежались на рев мужики, кто с колом, кто с..., а кто и с рогатиной. Куда ни обернутся - кругом, везде погром. Загородки поломаны, двор раскрыт, в хлевах лужи крови стоят. А посреди двора и сам ворог висит». Эта сцена служит своеобразным предупреждением властям о грядущей эпохе народных революций. По отношению к будущему она звучит провидчески.

Как известно, для русской сказки характерен в композиционном отношении троекратный повтор. В этой связи в произведении закономерным представляется появление Топтыгина 3-го. Этот герой выбирает средние злодеяния: его правление не привносит в общественную жизнь особых перемен, а сам он напоминает «пустое место». Во вверенном ему сказочном пространстве в это время процветает обычная, устоявшаяся в обществе социальная иерархия: «Ежели исстари повелось, что волки с зайцев шкуру дерут, а коршуны и совы ворон ощипывают, то, хотя в таком «порядке» ничего благополучного нет, но так как это все-таки «порядок» - стало быть, и следует признать его за таковой. А ежели при этом ни зайцы, ни вороны не только не ропщут, но продолжают плодиться и населять землю, то это значит, что «порядок» не выходит из определенных ему искони границ».

Политика социальных контрастов воплощена у М.Е. Салтыкова-Щедрина в полярных образах: крик одних представляет собой агонизирующий вопль, а крик других - победный клик. Эта реалистическая ситуация оформляется у Топтыгина в теорию неблагополучного благополучия. Здесь М.Е. Салтыков-Щедрин вновь прибегает к стилистическому контрасту как обличительному средству: «Главное в нашем ремесле - это: laisser passer, laisser faire! (позволять, не мешать! (фр.), предоставление со стороны государства полной свободы действий частному предпринимательству!)]. Или, по-русски выражаясь: «Дурак на дураке сидит и дураком погоняет)». Однако в финале Топтыгина 3-го постигает та же участь, что и Топтыгина 2-го. Сказка М.Е. Салтыкова-Щедрина является ярким воплощением стихийного социального протеста передовой части русской интеллигенции против гнета и порабощения народа и свободомыслия в России.

«Медведь на воеводстве» Салтыков-Щедрин

«Медведь на воеводстве» анализ произведения — тема, идея, жанр, сюжет, композиция, герои, проблематика и другие вопросы раскрыты в этой статье.

Уже в начале сказки писатель уведомляет читателя, что речь пойдет о злодействах. Далее вводится герой произведения — Топтыгин 1-й. Уже сам порядковый номер служит намеком на первое лицо в государстве. Этот намек подчеркивается и в дальнейшем рассказе о Топтыгине 1-м, когда автор подчеркивает, что герой желает попасть «на скрижали Истории» и всему прочему предполагает блеск кровопролитий.

Однако уже во втором абзаце, видимо, из-за стремления пройти цензурные препоны М.Е. Салтыков-Щедрин отмечает: «За это Лев произвел его в майорский чин и, в виде временной меры, послал в дальнейший лес, вроде как воеводой, внутренних супостатов усмирять». Социальный аспект повествования подчеркнут лексическим строем: «майорский чин», «торговля», «промышленность», «челядь», «вольница». Насущные общественные проблемы также выражены в сказке иносказательно. «Звери — рыскали, птицы — летали, насекомые — ползали; а в ногу никто маршировать не хотел». Назначенный воеводой Топтыгин, однако же, стоит всего своего хозяйства. Вместо того, чтобы навести в лесу порядок, он напился пьяным и лег спать на полянку.

В то же время на арене событий появляется новый персонаж — чижик. Его и считают все птицы, то есть народ, общественность, настоящим мудрецом. Возмущенный тем, что чижик сел петь прямо на него, воевода сгреб его в лапу и съел с похмелья. А потом только и спохватился, понимает, что глупое дело сделал. Поговорки («Первый блин всегда комом») и крылатые фразы («Делай знатные дела, от бездельных же стерегись») привносят с атмосферу произведения необходимое для жанра сказки дидактическое начало.

Топтыгин утешает себя лишь одной мыслью: мыслью о том, что его никто не видел. Однако нашелся скворушка, который и закричал на весь лес о том, что медведь наделал. В отдельно прописанных репликах персонажей-птиц также содержится искрометная сатира на правящие круги. «Дурак! его прислали нас к одному знаменателю приводить, а он чижика съел!» — восклицает скворец. Глядя на него, осмеливается поддерживать его и ворона.

Возникает парадоксальная ситуация: стремясь попасть в историю, Топтыгин не учел, что «история только отменней-шие кровопролития ценит, а о малых упоминает с оплевани-ем». В контексте повествования чижик становится символом расправы над свободомыслящей интеллигенцией. Не случайно образ его ассоциируется с образом безвременно ушедшего из жизни в результате навязанной ему дуэли поэта А.С. Пушкина. это сопоставление напрашивается после прочтения фразы: «И дикий тунгуз, и сын степей калмык — все будут говорить: «Майора Топтыгина послали супостата покорить, а он, вместо того, чижика съел!» В ней содержится прямая отсылка к тексту знаменитого пушкинского стихотворения «51 памятник себе воздвиг нерукотворный...»: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, И назовет меня всяк сущий в ней язык, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой Тунгус, и друг степей калмык».

Параллельно с этим М.Е. Салтыков-Щедрин рисует гневно обличающую картину того, что, собственно, ожидает простой народ от царского наместника. Идеи стадо коров перерезать, целую деревню воровством обездолить, избу у полесовщика по бревну раскатать — все это выступает в произведении как типичные шаги и методы тех, кто наделен государственной властью. Кульминацией нарастающего чувства авторского возмущения сложившейся политической ситуацией в стране является основанное на гиперболе восклицание: «Сколько потребуется генеральных кровопролитий учинить, чтоб экую пакость загладить! Сколько народу ограбить, разорить, загубить!» Здесь вновь вспоминается ключевая для произведения фраза о том, что история только «отменнейшие» кровопролития ценит.

В перечне дальнейших подвигов Михаила Иваныча перемежаются события, достойные традиционных сказочных сюжетов (стадо баранов перерезал, бабу в малиннике поймал и лукошко с малиной отнял, и жестокие реалии эпохи, рисующие типичную картину расправы над российской демократической печатью («забрался ночью в типографию, станки разбил, шрифт смешал, а произведения ума человеческого в отхожую яму свалил»). Таким образом, Топтыгин 1-й проходит путь от единичной расправы над свободолюбивым поэтом (чижом) до масштабной реакционной политики (борьбы с демократической печатью). Едко звучат финальные строки первой части сказки: «Так и остался Топтыгин 1-й майором навек. А если б он прямо с типографий начал — быть бы ему теперь генералом».

Во второй главе рисуется параллельный сюжет: в другую трущобу посылает Лев Топтыгина 2-го с тем же заданием. В этом фрагменте сказки М.Е. Салтыков-Щедрин критикует политику правительства по отношению к учебным заведениям и науке. Оказалось, что в этой трущобе все пребывают окутанные мраком времен, «не зная ни прошедшего, ни настоящего и не заглядывая в будущее». Топтыгин 2-й приезжает с желанием начать с какого-либо масштабного злодеяния. Однако тут выясняется, что уже при М.Л. Магницком (М.Л. Магницкий (1778-1855) — попечитель Казанского университета в последние годы царствования Александра I) был сожжен печатный станок, университет в полном составе поверстан в линейные батальоны, а академиков в дупла заточили, где они в летаргическом сне пребывают. Сатирически звучит наукообразная афористичная фраза по латыни в контексте следующего высказывания: «Рассердился Топтыгин и потребовал, чтобы к нему привели Магницкого, дабы его растерзать («similia similibus curantur») [клин клином вышибают (лат.)], но получил в ответ, что Магницкий, волею божией, помре». Во второй главе произведения возникает образ стихийного народного протеста, итогом которого становится расправа над воеводой: «сбежались на рев мужики, кто с колом, кто с..., а кто и с рогатиной. Куда ни обернутся — кругом, везде погром. Загородки поломаны, двор раскрыт, в хлевах лужи крови стоят. А посреди двора и сам ворог висит». Эта сцена служит своеобразным предупреждением властям о грядущей эпохе народных революций. По отношению к будущему она звучит провидчески.

Как известно, для русской сказки характерен в композиционном отношении троекратный повтор. В этой связи в произведении закономерным представляется появление Топтыгина 3-го. Этот герой выбирает средние злодеяния: его правление не привносит в общественную жизнь особых перемен, а сам он напоминает «пустое место». Во вверенном ему сказочном пространстве в это время процветает обычная, устоявшаяся в обществе социальная иерархия: «Ежели исстари повелось, что волки с зайцев шкуру дерут, а коршуны и совы ворон ощипывают, то, хотя в таком «порядке» ничего благополучного нет, но так как это все-таки «порядок» — стало быть, и следует признать его за таковой. А ежели при этом ни зайцы, ни вороны не только не ропщут, но продолжают плодиться и населять землю, то это значит, что «порядок» не выходит из определенных ему искони границ».

Политика социальных контрастов воплощена у М.Е. Салтыкова-Щедрина в полярных образах: крик одних представляет собой агонизирующий вопль, а крик других — победный клик. Эта реалистическая ситуация оформляется у Топтыгина в теорию неблагополучного благополучия. Здесь М.Е. Салтыков-Щедрин вновь прибегает к стилистическому контрасту как обличительному средству: «Главное в нашем ремесле — это: laisser passer, laisser faire! (позволять, не мешать! (фр.), предоставление со стороны государства полной свободы действий частному предпринимательству!)]. Или, по-русски выражаясь: «Дурак на дураке сидит и дураком погоняет)». Однако в финале Топтыгина 3-го постигает та же участь, что и Топтыгина 2-го. Сказка М.Е. Салтыкова-Щедрина является ярким воплощением стихийного социального протеста передовой части русской интеллигенции против гнета и порабощения народа и свободомыслия в России.

Сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина – это произведения скорее для взрослых, чем для детей. В подзаголовке к ним писатель так и указал: «сказки для взрослых». Почему Салтыков-Щедрин выбрал именно этот жанр? Мне кажется, что для его резких сатирических высказываний, мыслей эзопов язык сказки был самой подходящей формой.

В «Сказках» Салтыков-Щедрин развивает свои «коронные темы», которые в полной мере воплотились в «Истории одного города». Это, с одной стороны, резкая критика и сатира на российскую власть, а с другой – на русский народ.

Сказка «Медведь на воеводстве» была написана в 1884 году. Она состоит из трех коротких рассказов, представляющих собой подражание, пародию на историческую хронику. Рассказам о службе трех воевод Топтыгиных предшествует небольшое «вступление», обозначающее тему, связывающую все три рассказа. По мысли Щедрина, история состоит из списка крупных и кровавых злодеяний, совершенных правителями над своим народом. Мелкие же, иронизирует писатель, не считаются достойными внимания летописца и Истории.

Первая новелла повествует о «служаке-звере», который был направлен на воеводство «в дальний лес». Появившись в своей вотчине, медведь тут же решил устроить кровопролитие. Щедрин так пишет об этом: «Что заставило его принять такое решение - неизвестно: ибо он, собственно говоря, не был зол, а так, скотина». Таким образом писатель отзывается о натуре всех властьпридержащих – не то, чтобы злодей, но скотина порядочная.

Но планам Топтыгина Первого не суждено было сбыться. Свою карьеру и репутацию он разрушил самым решительным образом. По случайности, со сна, Топтыгин съел Чижика, приняв его за «внутреннего супостата». Этот Чижик был умной, но «мелкой пташкой». Такое «злодеяние» погубило Топтыгина. Все и каждый считали своим долгом указать воеводе на это.

Но за что упрекали Топтыгина? За то, что он погубил невинную душу? Вовсе нет. Самое страшное, правителя обвиняли в том, что он «не оправдал надежд» народа: «Вот так скотина! добрые люди кровопролитиев от него ждали, а он Чижика съел!» Эти слова скворца показывают отношение народа к власти. Он настолько привык ко всяким зверствам со стороны начальства, что покорно ожидает от него именно этого. Кроме того, если никаких жестокостей не получается, то народ даже разочарован.

В начале рассказа русский народ показан как пассивная, расхлябанная, надеящаяся на «авось» масса: «Понимали мужики, что их за это не похвалят, но сами собой остепениться уж не могли. «Вот ужо приедет майор, - говорили они, - засыплет он нам - тогда мы и узнаем, как Кузькину тещу зовут!»

Карьера Топтыгина была окончательно загублена. Не помогли даже кровопролития, которые он учинил, чтобы загладить свою «вину». Начальство, Лев и Осел, не смогли забыть «грех» воеводы. В итоге его разжаловали: «Так и остался Топтыгин 1-й майором навек».

Второй Топтыгин был умнее первого. Он заранее составил план своей «кампании». Но, прибыв на место, выяснил, что все разгромили уже до него. В его вотчине не было ни типографии, ни университетов. Что же оставалось делать бедному медведю, как прославиться? Топтыгин решил уничтожать своих подопечных физически. Но такой поворот дела не понравился мужикам. Они примерно наказали Топтыгина – содрали с него шкуру.

Удивительно, но и народное терпение, оказывается, имеет свои пределы. Случай со вторым Топтыгиным указывает на это.

«Что же делать воеводам?! – вопрошает писатель. - Как им продвинуться по службе?» Топтыгин Третий нашел самый верный способ. Он решил, что самые «лучшие» кровопролития – это кровопролития «натуральные». Этот воевода весь свой век проспал в берлоге, пустив жизнь народа на самотек. В ней совершались «натуральные» происшествия, были жертвы, но все это шло «в копилку» воеводе. Лежа у себя в берлоге, он не только получал поощрения от начальства, горестно замечает Щедрин. Но и народ, зная обычай, нес и нес подати своему «хозяину», чтобы он их не трогал.

Все было бы тихо и смирно, с одной стороны, и беспросветно, с другой. Но третья новелла заканчивается знаменательной фразой: «Но тут явились в трущобу мужики-лукаши, и вышел Топтыгин 3-й из берлоги в поле. И постигла его участь всех пушных зверей». В этой фразе, на мой взгляд, заключены скорее надежды писателя, чем истина, реальность. Это и чаяния Щедрина и, в то же время, его призыв к действию. Он призывает русский народ бороться за свои права и свою жизнь.

Безусловно, что под личинами Топтыгиных скрываются люди. Эта сказка описывает проблемы и вопросы российского общества конца 19 века, которые волновали Салтыкова-Щедрина. С помощью сатиры, иронии, иносказания он пытается раскрыть глаза русскому обществу на самые актуальные, на взгляд Салтыкова, проблемы. Кроме того, писатель дает свой рецепт, выход из сложившейся ситуации. Я думаю, что Салтыков-Щедрин, несомненно, призывает в своей сказке к революции.

«Медведь на воеводстве» был впервые полностью напечатан в сборнике «Новые сказки для детей изрядного возраста. Н. Щедрина». Книга вышла в Женеве в 1886 году. В России сказку первый раз опубликовали уже после смерти автора – в 1906 году.

Композиция

Сказка состоит из вступления и трех частей, каждая из которых посвящена одному лесному воеводе и названа в его честь. Благодаря этому произведение напоминает исторические хроники. Интересно, что в «Медведе на воеводстве» отсутствует заключение. Вероятно, Салтыков-Щедрин отказался от него с целью продемонстрировать – история продолжается, скорей всего, убитого Топтыгина 3-го сменит Топтыгин 4-й.

Главные герои

В качестве главного героя первой части сказки выступает Топтыгин 1-й. Изначально воевода стремился к кровопролитию, потому что был «скотиной». Фактически случайно он совершил «срамное» злодейство. Съев маленького Чижика, медведь погубил свою карьеру. Последовавшие «блестящие» злодейства не помогли исправить ситуацию. В результате Лев отправил воеводу-неудачника в отставку.

Главный герой второй части произведения – Топтыгин 2-й, тоже воевода, но назначенный в другое место. Ему посчастливилось начать с «блестящего» злодейства – ночью он истребил весь скот у «соседнего мужика», а также хотел его «двор по бревну раскатать». Планам медведя не суждено было воплотиться в жизнь. Топтыгин 2-й попал на рогатину. Затем мужики содрали с него шкуру, а труп вывезли на болото.

Топтыгин 3-й, главный герой третьей части сказки, выглядит адекватнее предыдущих воевод. Он характеризуется добродушным характером. Его даже можно считать либеральным правителем. Топтыгин 3-й не совершал злодейств. Более того – он предпочел отказаться от любых действий. Впрочем, это воеводу не спасло – финал для него получился трагическим. Топтыгина 3-го «постигла участь всех пушных зверей».

Основная тема произведения

Центральная тема сказки «Медведь на воеводстве» - взаимодействие власти и народа. Представители власти в произведении – царь зверей Лев, его помощник Осел и трое описанных выше медведей. Все персонажи-воеводы представляют собой модификации одного образа – сильного, но не очень умного правителя. Салтыков-Щедрин выступает с резкой критикой административной системы Российской империи. Он показывает, что личные качества воевод не очень-то и важны. Изначально проблема заключается в самой системе власти.

Простой народ в произведении показан неоднозначно. С одной стороны – он способен на бунт, что отражено во второй части сказки. С другой – в «Медведе на воеводстве» есть и образ народа-раба. Например, в начале говорится, что до приезда Топтыгина 1-го «вольница между лесными мужиками шла». Мужики понимали – никто их за это не похвалит, но и остепениться сами не могли. Они ждали воеводу, надеясь, что тот приедет и «засыплет» им.

Художественное своеобразие сказки «Медведь на воеводстве»

Ключевой художественный принцип, использованный Салтыковым-Щедриным в «Медведе на воеводстве» и других сказках, - иносказание. Это было необходимо не в последнюю очередь для того, чтобы обойти препятствия со стороны цензуры. Пожалуй, самое важное средство иносказания в написанных Салтыковым-Щедриным сказках, ирония. Например, в «Медведе на воеводстве» повествователь отмечает, что у Льва за мудреца слыл Осел. За счет иронии автору удается подчеркнуть глупость обоих персонажей.

В числе приемов, которые использовал Салтыков-Щедрин в «Медведе на воеводстве», - гротеск (соединение несоединимого). В сказке говорится, что печатный станок, стоявший когда-то в лесу, был уничтожен еще при Магницком. Михаил Леонтьевич Магницкий (1788-1844) – консервативный государственный деятель времен правления императора Александра I. Печальную славу ему принесла реорганизация Казанского университета, более похожая на его разгром. Намек на это есть в «Медведе на воеводстве». В произведении сказано, что Магницкий «университет в полном составе поверстал в линейные батальоны, а академиков заточил в дупло, где они и поднесь в летаргическом сне пребывают». В данном случае благодаря сочетанию реальности и фантастики подчеркивается условность сказочного повествования. Читатель понимает, что Салтыков-Щедрин в действительности имеет в виду не лес, а Российскую империю.